Книга Что скрывает снег - Юлия Михалева

Деникин слышал, что Вагнера - не слишком великую сошку - якобы вызвал на ковер сам государь император. Про то помнил даже он, не знакомый с инженером лично - а его бестолковая прислуга в самом деле позабыла?

- Чего деретесь?

- Дак я первая, а эта лезет, - с достоинством пожала плечами нянька.

Кивнув, Деникин перешел к левой руке Епифанова, что, честно говоря, и собирался сделать, едва оказавшись за порогом. В ней была зажата плачущая крупными детскими слезами, лакомая французская гувернантка - единственная в городе настоящая француженка. Не слишком красивая, но притягательная, сладкая, душистая... И, поговаривали, очень уступчивая. Впрочем, сейчас она выглядела жалко - ничуть не лучше каторжанки, которая, похоже, все-таки успела расцарапать ей щеку. Растрепанные светлые волосы клоками свисали на лицо, голубое пальто выпачкано - в саже? Подол светлого платья грязен и оборван. Заплаканное лицо опухло, но маленькие нос и подбородок с ямочкой по-прежнему выглядели аппетитно.

Деникин вспомнил, что француженка приплыла сюда меньше года назад. Прошлой весной, на том же самом судне, которым две ее соотечественницы воспользовались, чтобы сбежать. Одна из них прихватила с собой три пары сережек своей хозяйки, средней Перовой, и ее фамильное кольцо с изумрудом.

- Кабы знать наперед - да неужто бы я отдала б на нее такую прорву денег? - сокрушалась тогда купчиха, придя в управу. - И проку-то от нее никакого, ни бе, ни ме - ничему дельному ребят не обучила. И вещи вот покрала. Да лучше бы я, как все, сразу каторжницу взяла: и денежки бы вовсе сохранила, а результат в любом разе одинаков...

- Так, а у тебя что? - Деникин старался говорить намеренно грубо.

- Памагить! Прашю! - всхлипнула барышня. - О, мон бэбэ... Мой мальшик, Андрэй...

Гувернантка в голос разрыдалась. Француженки чрезмерно эмоциональны.

- Что с ним? Она говорила? - спросил Деникин у Епифанова.

- Да. Ляпнула, что, мол, исчез при пожаре.

- Так снова был пожар?

- Ну, на каланче не били. Но говорит вот - был. Да и вся она измазана, да гарью как несет - разве не чуете, ваше благородие?

- Пропаль... - всхлипнула гувернантка.

- Так чья ты прислужница-то будешь? Кажется, Романова?

- Романова, - ответил Епифанов.

Ершов, тем временем, отошел в сторону и спрашивал, не желает ли кто заявить об убийстве или налете. С момента недавнего побега из тюремного замка минуло больше недели - банда уже могла добраться до города.

- Помогите! ... тоже сгинул! - громко раздалось из толпы, но Деникин не разобрал имени.

- Кто-кто исчез? - переспросил Ершов, но и тут ответ укрылся от слуха помощника полицмейстера.

Глядя в невинные серые глаза гувернантки, он абсолютно не представлял, что дальше.

Однако Ершов не дал Деникину слишком долго мяться в бездействии. Он отозвал его в сторону и прошептал:

- Антонов и Щедрин хотят заняться ограблением лавки галантерейщика в шестом квартале. Разбиты окна в доме Перова-среднего, тоже шестой квартал. Это явно одни и те же... Иванов мечтает проверить искалеченного аптекаря на Правобережной. А Епифанов уже спешит в приемную лечебницы, где с утра дебоширят пьяные... Вы же хотели им об этом напомнить?

- Да-да. Это хорошо, что вы и мне напомнили, чтобы я им напомнил, Ершов. А то я бы запамятовал.

- Рад стараться, Дмитрий Николаевич! Память, она такая штука - всех подводит. Если им сказать, то больше ничего и не надо: они все знают и сами справятся. А вот ежели бы и вы, предположим, забыли, то они бы до заката так ничего бы и не сделали, и только в азартные игры все бы играли.

- Это весьма некрасиво с их стороны, Ершов.

- Вы правы, Дмитрий Николаевич. Более того, с их стороны это не только предосудительно, но и противозаконно! Да, и вот что, - повернувшись к прислуге, Ершов заговорил уже во весь голос: - А вы, барышни, сейчас пройдите в управу. Господин помощник желает сам лично вас опросить.

***

- Кто же исчез, Ершов? - спросил Деникин, садясь за свой стол и указывая каторжанке на лавку.

Он намеревался заняться горничной, однако Ершов опередил. Француженка продолжала безудержно рыдать - от всхлипов у нее началась икота. Околоточный и ее попотчевал спиртовой настойкой опия, так предусмотрительно оставленной заботливым Черноконем.

Обернувшись, он красноречиво посмотрел на Деникина, давая понять, что не желает обсуждать эту тему при посторонних. Однако помощник полицмейстера сделал вид, что не заметил, и повторил свой вопрос.

- Люди из храма сказали, что пропал отец Георгий.

- Когда?

- Ночью намедни. Он отправился к его превосходительству Сергею Федоровичу, а обратно так и не пришел. Когда он к утрене не вышел, люди из храма бросились искать его повсюду. Они сказали - это совсем не в характере отца Георгия, не являться ко службе.

Гувернантка снова громко заплакала.

- Ну, и что же было дальше, Ершов?

Каторжанка слушала внимательно, почти не дыша.

- Люди из храма пошли в резиденцию губернатора. Там подтвердили: да, был, но ушел рано, один. И с тех пор его никто не видел. Пропал без следа отец Георгий, как в воду канул.

Заглянувшая в дверь управы метельщица ухватила конец разговора, и тут же заголосила.

- Батюшка святый! Батюшка наш сгинул! Прости нас хосподи-ии...

Ершов раздраженно скривился.

- Прикажете продолжить, господин помощник?

- Продолжайте, - махнул рукой Деникин и обратился к каторжанке. - Ну что у тебя, говори?

- Барыны сгинули, барын.

- Я тебе не барин, а господин помощник. И никто никуда не сгинул. Я слышал, что твой хозяин Вагнер убыл в Петербург по высочайшему соизволению.

- Чего?

- Уехал он. Прямо к царю.

- Так вы про это. Молвят, что так...

- Няня, а где живет царь? - подала голос девочка, которая до этого сидела бесшумно, как кукла.

- Варя, не лезь, опосля.

- Слушай, раз ты все и так сама знаешь, так что, пришла сюда просто разговоры разговаривать? Про своего барина? Уехал он, и все тут. Только время мое занимаешь. Некогда мне. Иди-ка лучше давай, за ребенком смотри, - да, она говорила и про свою хозяйку, но Деникину совсем не хотелось продолжать этот разговор. Вдобавок, от няньки слишком уж пахло.

Ершов, который по протоколу опрашивал гувернантку, дотошно фиксируя ее ответы на бумаге, отвлекся.

- Простите меня, госпожа Мерсье, на один момент. Сударыня, позвольте - как вас зовут?

- Меня-то? - недоуменно переспросила каторжанка.

- Павлуша! - радостно ответила девочка.